Владимир ВЫСОЦКИЙ

        ПЕСНЯ ЧЕШИРСКОГО КОТА

Прошу запомнить многих, кто теперь со мной знаком:
Чеширский кот – совсем не тот, что чешет языком,
И вовсе не Чеширский он, от слова "чешуя",
А просто он – волшебный кот, примерно как и я.

Чем шире рот – тем чеширей кот,
Хотя обычные коты имеют древний род,
Но Чеширский кот совсем не тот,
Его нельзя считать за домашний скот!

Улыбчивы, мурлывчивы, со многими на "ты"
И дружески отзывчивы Чеширские коты.
И у других улыбка, но такая – да не та.
Ну, так чешите за ухом Чеширского кота!

        ПРО МЭРИ ЭНН

Толстушка Мэри Энн была –
Так много ела и пила,
Что еле-еле проходила в двери.
То прямо на ходу спала,
То плакала и плакала,
А то визжала, как пила,
Ленивейшая в целом мире Мэри.

Чтоб слопать всё, для Мэри Энн
Едва хватало перемен.
Спала на парте Мэри
Весь день, по крайней мере, –
В берлогах так медведи спят
И сонные тетери.

С ней у доски всегда беда –
Ни бе ни ме, ни нет ни да,
По сто ошибок делала в примере.
Но знала Мэри Энн всегда –
Кто где, кто с кем и кто куда.
Ох, ябеда, ах, ябеда,
Противнейшая в целом мире Мэри.

А в голове без перемен
У Мэри Энн, у Мэри Энн.
И если пела Мэри,
То все вокруг немели, –
Слух музыкальный у неё,
Как у глухой тетери.

        ПЕСНЯ АЛИСЫ ПРО ЦИФРЫ

Все должны до одного
Числа знать до цифры "пять",
Ну, хотя бы для того,
Чтоб отметки различать.

Кто-то там домой пришёл
И глаза поднять боится:
Это – раз, это – кол,
Это – единица.

За порог ступил едва,
А ему головомойка:
Значит – "пара", это – два,
Или просто двойка.

Эх, раз, ещё раз –
Голова одна у нас,
Ну, а в этой голове
Уха два и мысли две.

Вот и дразнится народ
И смеётся глухо:
– Поглядите, вот идёт
Голова – два уха!
Голова, голова, голова – два уха!

Хорошо смотреть вперёд,
Но сначала нужно знать
Правильный начальный счёт:
Раз, два, три, четыре, пять.

Отвечаешь кое-как.
У доски вздыхая тяжко, –
И трояк, и трояк
С минусом, с натяжкой.

Стих читаешь наизусть,
Но чуть-чуть скороговорка, –
Хлоп! – "четыре" – ну и пусть!
Твердая четвёрка.

Эх, раз, два, три,
Побежали на пари!
Обогнали "трояка"
На четыре метрика.

Вот четвёрочник бежит
Быстро, легче пуха,
Сзади троечник сопит,
Голова – два уха.
Голова, голова, голова – два уха!

        * * *
Нам ни к чему сюжеты и интриги, –
Про всё мы знаем, что ты нам ни дашь.
Я, например, на свете лучшей книгой
Считаю кодекс уголовный наш.

И если мне неймётся и не спится
Или с похмелья нет на мне лица –
Открою кодекс на любой странице
И не могу, читаю до конца.

Я не давал товарищам советы,
Но знаю я – разбой у них в чести.
Вот только что я прочитал про это:
Не ниже трёх, не свыше десяти.

Вы вдумайтесь в простые эти строки, –
Что нам романы всех времен и стран!
В них всё – бараки, длинные, как сроки,
Скандалы, драки, карты и обман.

Сто лет бы мне не видеть этих строчек –
За каждой вижу чью-нибудь судьбу!
И радуюсь, когда статья – не очень:
Ведь всё же повезёт кому-нибудь...

И сердце бьётся раненою птицей,
Когда начну свою статью читать.
И кровь в висках так ломится, стучится,
Как мусора, когда приходят брать.
1962 г.

        БАЛАДА О ЛЮБВИ
 
Когда вода всемирного потопа 
Вернулась вновь в границы берегов, 
Из пены уходщего потока 
Hа сушу тихо выбралась Любовь – 
И растворилась в воздухе до срока, 
А срока было – сорок сороков... 

И чудаки – ещё такие есть –
Вдыхают полной грудью эту смесь, 
И ни наград не ждут, ни наказанья, –
И, думая, что дышат просто так, 
Они внезапно попадают в такт 
Такого же – неровного – дыханья. 

Я поля влюблённым постелю –
Пусть поют во сне и наяву!.. 
Я дышу, и значит – я люблю! 
Я люблю, и значит – я живу! 

И вдоволь будет странствий и скитаний, 
Страна Любви – великая страна! 
И с рыцарей своих для испытаний 
Всё строже станет спрашивать она. 
Потребует разлук и расстояний, 
Лишит покоя, отдыха и сна... 

Но вспять безумцев не поворотить, 
Они уже согласны заплатить. 
Любой ценой – и жизнью бы рискнули, 
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить 
Волшебную невидимую нить, 
Которую меж ними протянули... 

Свежий ветер избранных пьянил, 
С ног сбивал, из мёртвых воскрешал, 
Потому что, если не любил, 
Значит, и не жил, и не дышал! 

Но многих захлебнувшихся любовью, 
Не докричишься, сколько не зови... 
Им счёт ведут молва и пустословье, 
Но этот счёт замешан на крови. 
А мы поставим свечи в изголовье 
Погибшим от невиданной любви... 

Их голосам дано сливаться в такт, 
И душам их дано бродить в цветах. 
И вечностью дышать в одно дыханье, 
И встретиться со вздохом на устах 
На хрупких переправах и мостах, 
На узких перекрёстках мирозданья... 

Я поля влюблённым постелю, 
Пусть поют во сне и наяву! 
Я дышу – и значит, я люблю! 
Я люблю – и, значит, я живу!


        ПИСЬМО С КАНАТЧИКОВОЙ ДАЧИ

Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизеру рвалась.
Вместо чтоб поесть, помыться,
Уколоться и забыться,
Вся безумная больница
У экранов собралась. 

Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплёл.
И Канатчиковы власти
Колют нам второй укол! 

Уважаемый редактор!
Может, лучше – про реактор?
Про любимый лунный трактор?..
Мы устали – хоть кричи –
То тарелками пугают –
Дескать, подлые, летают, –
То без ножей людей терзают
Филиппинские врачи! 

Ну, кой мы в чём поднаторели,
Мы тарелки бьём весь год,
Мы на них собаку съели
(Если повар нам не врёт),
А медикаментов груды –
В туалет, кто не дурак.
Вот это жизнь, и вдруг – Бермуды.
Вот те раз! Нельзя же так! 

Мы не сделали скандала –
Вожака недоставало:
Настоящих буйных мало,
Вот и нету вожаков.
Но на всяческие бредни
Сети есть у нас и бредни,
Не испортят нам обедни
Злые происки врагов! 

Это всё их худые черти
Мутят воду во пруду!
Это всё придумал Черчилль
В восемнадцатом году!
Мы про Бермудские кошмары
Сочинили ноту ТАСС...
Но примчались санитары
И зафиксировали нас. 

Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек.
Трясся в пене параноик,
Как ведьмак на шабаше:
Гврит: "Развяжите полотенцы,
Иноверы, изуверцы!
Нам бермуторно на сердце
И бермутно на душе!" 

От наук уставший школьник
Нёс совсем уж ерунду:
Он говорил, что Треугольник –
Их учитель по труду.
В общем, все с... почти с ума свихнулись –
Даже кто безумен был, –
И тогда главврач Маргулис
Телевизер запретил. 

Вон он, змей, в окне маячит,
За спиною штепсель прячет!
Подал знак рукою – значит,
Фельдшер вырвет провода!
Весь этаж в припадке бьётся,
Нам осталось – уколоться
И вновь упасть на дно колодца, –
Как в Бермудах, навсегда! 

Ну, а завтре спросят дети,
Навещая нас с утра –
Спросят: "Папы! Что сказали эти
Кандидаты в доктора?"
Мы ответим нашим чадам,
Откроем правду – им не всё равно –
Мы скажем: "Вон, удивительное – рядом,
Но оно запрещено!" 

Вон – дантист-надомник Рудик.
У его приёмник-грундик,
Он идёт на дачный прудик –
Ловит, контра, ФРГ!
Он там был купцом по шмуткам –
И подвинулся рассудком,
И к нам попал в волненьи жутком,
И с номерочком на ноге. 

Этот... э...
Взволновал нас Рудик крайне,
Он сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер
В Треугольнике погряз,
Сгинул, топливо истратив, –
Ну как распался на куски,
И двух безумных наших братьев
Подобрали рыбаки. 

Те, кто выжил в катаклизме,
Пребывают в пессимизме.
Их вчера в стеклянной призме
К нам в больницу привезли,
И один из них, механик,
Рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник –
Незакрытый пуп Земли! 

"Что там было? – говорим. – Как ты спасся?" –
Каждый лез и приставал.
Но механик только трясся
И чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся,
То щетинился, как ёж...
Так он над нами измывался!
Ну, сумасшедший – что возьмёшь.

Взвился бывший алкоголик,
Матершинник и крамольник:
Грит: "Надо выпить Треугольник!
На троих его! Даешь!"
Разошёлся, так и сыпет:
Говорит: "Этот контра будет выпит!
Будь он параллелепипед,
Будь он круг, едрёна вошь!" 

Пусть безумная идея,
Вы не рубите сгоряча!
Вы помогите нам скорее
И накажите главврача!
С уваженьем. Дата, подпись.
Отвечайте нам, а то,
Если вы не отзоветесь,
Дак мы напишем в "Спортлото"!
версия по записи выступления в Казани 17.10.1977г.